Добавлено (27.08.2011, 12:08)
---------------------------------------------
Возвращаясь к принципам, мы обнаруживаем порази¬тельную смелость мысли ведических философов, формули¬ровавших весьма обобщенные теории. Их решение загадки вселенной через чувственный мир было предельно удовле¬творительным. Подробнейшие разработки современной нау¬ки ни на шаг не приблизились к этому решению, ибо стро¬ились не на том принципе. Если в древние времена теория эфира не смогла предложить разгадку тайны вселенной, то, сколько бы ни разрабатывались детали этой теории, они не могут приблизить нас к истине. Если теория всеобъемлющей жизненной субстанции оказалась несостоятельной как тео¬рия вселенной, то никакие легальные разработки не изменят положения вещей, поскольку детали не изменяют фунда¬ментальный принцип. Я хочу сказать, что, вырабатывая фундаментальные принципы, индусские мыслители прояви¬ли не меньшую, а подчас даже большую смелость, чем со¬временные ученые. Мыслители древности пришли к столь грандиозным обобщениям, что иные из них по сей день ос¬таются гипотезами, другие же современная наука даже не возвела еще в ранг гипотез. Например, не ограничиваясь те¬орией мирового эфира, индусские мыслители сделали шаг вперед и причислили к мировому эфиру ум как наиболее разреженную его разновидность. Но и это не было реше¬нием проблемы. Никакое знание о мире вне нас эту пробле¬му не решало. Минутку, возражает ученый, мы пока еще мало знаем, мы предложим решение через пару тысячеле¬тий. Отнюдь, отвечает ведантист, для которого уже несом¬ненно, что ум человека ограничен рамками времени, про¬странства и причинности. Как не может человек выскочить из себя, так не может его ум выйти за пределы, установлен¬ные временем и пространством. Любая попытка найти выход из законов причинности, времени и пространства обречена на неуспех, ибо саму попытку придется делать, исходя из реальности существования этих трех законов. В таком слу¬чае что означает утверждение о существовании мира? «Этот мир не существует»33. А что это значит? Это значит, что мир не существует в абсолютном смысле. Он существует только в отношении к моему уму, вашему уму, уму всех прочих. Мы воспринимаем мир через пять органов чувств, но, будь у нас шестое, мы бы воспринимали нечто дополнительное. И мир, воспринятый шестью органами чувств, выглядел бы не¬сколько иным. Таким образом, реально мир не существует — не обладает такими качествами существования, как неиз¬менность, неподвижность, бесконечность. Но нельзя гово¬рить и о несуществовании мира, который, как мы видим, су¬ществует, и нам надо действовать в нем и через него. Полу¬чается некая смесь существования и несуществования.
Переходя от абстракций к конкретным повседневным подробностям нашего бытия, мы обнаруживаем, что вся на¬ша жизнь есть сплошное противоречие, смешение существо¬вания и несуществования. Мы видим противоречивость на¬шего знания: с одной стороны, кажется, что человек способен познать все, что он желает знать, а с другой, сделав всего несколько шагов, он упирается в глухую стену. Его труды водят его-по замкнутому кругу, из которого человек не мо¬жет вырваться. Его непосредственные проблемы понуждают его двигаться вперед и настойчиво требуют решения, но ре¬шить их человек не может, поскольку не может пойти даль¬ше рамок своего интеллекта. Желание познания, однако, прочно укоренено в нем, хотя он и знает, что лучше всего удержаться от удовлетворения этого желания. Каждый наш вдох, каждый удар нашего сердца требует от нас эгоизма, но в то же самое время что-то нам беспрестанно подсказывает, что добро для нас только в преодолении эгоизма. Ребенок рождается оптимистом, он видит золотые сны. В юности его оптимизм еще больше укрепляется: юноше трудно поверить в то, что на свете есть смерть, есть поражение или унижение. Но потом приходит старость, и жизнь оказывается грудой об¬ломков, золотые сны улетучиваются и человек испытывает один только пессимизм. Так мечемся мы между крайностя¬ми, швыряемые природой, не понимая, куда идем. Мне это напоминает знаменитую песнь из «Лалита Вистары»34, био¬графии Будды. Там говорится, что Будда, рожденный быть спасителем мира, забылся в роскоши царского дворца. К не¬му слетелись ангелы, чтобы пробудить его своей песнью. Ан¬гелы пели о том, что человека несет по течению реки жизни, воды которой неутомимо и непрестанно изменяются. Так же и жизни наши, которые текут и текут, не зная покоя. Что же нам делать? Человек, у которого всего в достатке, стара¬ется не вспоминать о бедах, ибо мысли эти страшат его. Не говори с ним о скорбях и страданиях мира, говори с ним о том, что все прекрасно. «О да, — ответит он. — Я благоден¬ствую. Я живу в отличном доме, я не страдаю от голода и холода, а потому не рисуйте мне картины ужасов».
Но есть и другие, кто умирает от голода и холода. Если прийти к ним с проповедью о том, что мир прекрасен, они не станут и слушать. Как могут они желать счастья другим, когда сами несчастны? Так мечемся мы между оптимизмом и пессимизмом.
И существует нечто громадное — смерть. Весь мир дви¬жется к смерти, все умирает. Весь наш прогресс, наше тще¬славие, наши реформы, наш комфорт, наше богатство, наше знание — все кончится смертью. Это единственное, в чем мы уверены. Строятся и разрушаются города, возникают и рас¬падаются империи, планеты крошатся и рассыпаются пылью, разносимой потом по атмосферам других планет. Так было с безначальных времен. Смертью кончается все: жизнь, красота, богатство, власть и добродетель тоже. Уми¬рает святой и грешник, король и побирушка. Все движется к смерти, но не прекращает цепляться за жизнь. Мы и сами не знаем, отчего мы так льнем к ней, но тяга к жизни нео¬долима. И это майя.
Мать с нежностью нянчит младенца, в нем вся ее душа, вся ее жизнь. Вот ребенок вырос, стал мужчиной, и может случиться, что вырос он негодяем и мерзавцем, который из¬бивает собственную мать, но мать все равно льнет к сыну, а когда разум требует от нее иного, она набрасывает на разум завесу любви. Ей и в голову не приходит, что это вовсе не любовь, что это какие-то другие нервные импульсы, которые она не в силах усмирить. Сколько бы ни старалась она, ей не вырваться из оков рабства. И это майя.
Мы все стремимся за золотым руном, и каждый надеется, что оно достанется именно ему. Всякий разумный человек отдает себе отчет в том, что его шанс один на миллион, но все рвутся к этому единственному шансу. И это майя.
Смерть днем и ночью бродит по свету, но мы все равно считаем, что будем жить вечно. Однажды царя Юдхиштхиру спросили35: что самое удивительное на этом свете? Царь от¬ветил: мы каждый день видим, как умирают люди вокруг, но каждый думает, что он не умрет. И это майя.
Мы повсюду наталкиваемся на противоречия: в нашем интеллекте, в нашем знании, во всех проявлениях жизни. Реформатор горит желанием исцелить общество от пороков, но прежде, чем успеет он исцелить одно, тысячи других зол возникают рядом. Это подобно старому дому, который вот- вот рухнет: его починили в одном месте, он стал обваливать¬ся в другом. Индийские реформаторы негодуют по поводу обычая, запрещающего вдове вторичное замужество36. На Западе бедою общества считаются одинокие женщины. По¬могите одиночкам, они страдают. Помогите вдовам, они страдают. Это как хронический ревматизм: отпустило шею, перешло на поясницу, а оттуда в ноги. Реформаторы требу¬ют, чтобы образование, богатство и культура перестали быть привилегией немногих, стараются изо всех сил, чтобы доступ к ним открыть для всех. Возможно, кого-то они сделают сча¬стливым, а может быть, доступ к культуре лишает человека физического счастья. Знание того, что есть счастье, дает и знание того, что есть несчастье. Так в какую сторону идти нам? Даже незначительный уровень благосостояния одних другим стоит стольких же бед, таков закон. Молодые могут этого не понимать, но человеку, который долго жил и знает жизнь, все ясно. И это майя. Такой порядок продолжается и продолжается, а выхода нет. Почему жизнь так устроена? Невозможно дать ответ, поскольку невозможно логически поставить вопрос. Для фактов не существует ни «как», ни «почему», факты — это просто факты, и ничего тут не по¬делаешь. Мы даже не в силах понять это, создать верный образ в уме, где уж нам решить проблему жизни.
Майя — это признание факта вселенной, ее устройства. Людей пугают эти факты, выраженные словами, но человек должен быть отважен. Бегство от реальности — не способ найти решение. Говорят, заяц, преследуемый собаками, пря¬чет голову в лапы и считает, что спасен; стараясь быть оп¬тимистами, мы ведем себя, как зайцы, но это не выход. Иные с этим спорят, но, как правило, спорят те, кто владеет бла¬гами жизни. Живя в Англии, трудно быть пессимистом. Здесь все, мне рассказывают, так прекрасно устроено, так прогрессивно. Но каждый видит устройство мира в зависи¬мости от того, как устроен сам. Идут все те же старые раз¬говоры: христианство является самой подлинной религией мира, поскольку христианские страны процветают! Однако это утверждение содержит в себе внутреннее противоречие, так как процветание христианских стран построено на исто¬щении стран нехристианских, превращенных в жертвы чу¬жого благоденствия. А если представить себе, что весь мир станет христианским и больше не будет нехристианских стран, за счет которых могут процветать другие, то христи¬анские страны обнищают. Следовательно, утверждение об¬ращается против себя. Животные живут за счет растений, человек — за счет животных, самое же ужасное, что у людей сильный живет за счет слабого. Это происходит повсюду. И это майя.

Добавлено (27.08.2011, 12:08)
---------------------------------------------
Какой же выход здесь может быть? Каждый объясняет проблему по-своему, и все сходятся на том, что в конечном счете все будет хорошо. Если принять на веру, что все будет хорошо, то хочется спросить: почему к хорошему нужно ид¬ти этим дьявольским путем? Почему нельзя достигнуть до¬бра добром? Наши потомки будут жить счастливо. Почему же сейчас в мире столько страдания? Нет выхода. И это майя.
Нам часто говорят, что одно из свойств процесса эволю¬ции — это исключение зла, а поскольку эволюция продол¬жается, то зла становится все меньше и в конце концов в мире останется только добро. Это очень приятно слышать, это успокаивает совесть тех, кто располагает достаточными благами, чтобы не вести жестокую повседневную борьбу за выживание, чтобы не попасть под колеса так называемой эволюции. Это очень милая и утешительная теория для сча¬стливчиков. Если страдает быдло, их это не касается: кому нужно быдло, пусть себе вымирает. Прекрасно, но линия рассуждения порочна от начала до конца. Прежде всего де¬лается допущение, что добро и зло, существующие в мире, являются абсолютными реальностями. Затем делается еще худшее допущение: добро увеличивается количественно, зло количественно уменьшается. Таким образом, поскольку ко¬личество зла уменьшается в процессе того, что называется эволюцией, то должно наступить время, когда зло полностью исчезнет, а то, что останется, будет чистым добром. Легко сказать, но есть ли доказательства количественного умень¬шения зла? Возьмем для примера человека, который живет в лесу, не знает, как развить свой интеллект, не может про¬честь книгу, никогда не слышал о существовании письмен¬ности. Если он серьезно поранит себя, он скоро поправится, мы же можем умереть от царапины. Машины производят де¬шевую продукцию, обеспечивают прогресс и эволюцию, но при этом миллионы надрываются, чтобы сделать богатым од¬ного. Один богатеет, но тем временем тысячи нищают, а мас¬сы людей превращаются в рабов. Лесной обитатель живет своими ощущениями, он чувствует себя несчастным, если ему не хватает пищи, если что-то случается с его телом. И счастье его, и несчастье определяются органами его чувств. По мере того как человек прогрессирует, горизонты его сча¬стья расширяются, но пропорционально расширяются и го¬ризонты его несчастья. Пока он жил в лесу, он не знал, что такое ревность, он не знал, что такое судиться, платить на¬логи, подвергаться общественному осуждению, день и ночь подчиняться самому жесткому диктату, какой только способ¬на изобрести дьявольская хитрость человека. Он не знал, что человек может быть в тысячу раз коварней любого животно¬го, тщеславиться своим знанием и превосходством. Покидая мир простых чувствований, мы развиваем в себе дополни¬тельные способности наслаждаться, которые означают и но¬вые возможности страдать. Наша нервная система развива¬ется, и мы испытываем больше боли. Бесхитростный человек обращает мало внимания на обиды, если его побить, он по¬нимает что к чему. Джентльмену же не вынести и одного обидного слова, так тонка его нервная организация. Он на¬учился разнообразить свои удовольствия, и вместе с этим возросла его способность страдать. Этот довод не в пользу сторонников теории эволюции. Возрастает способность быть счастливым, и возрастает способность страдать. Я иногда ду¬маю, что если наша способность наслаждаться возрастает в арифметической прогрессии, то способность страдать растет в прогрессии геометрической. Говоря о прогрессирующем че¬ловечестве, мы знаем, что прогресс открывает перед нами все больше возможностей и мучиться, и радоваться. И это майя.
Таким образом, майя — это не теория, объясняющая мир, а простое утверждение факта: противоречива сама ос¬нова нашего существования, следовательно, противоречиво все, что происходит с нами: где есть добро, там непременно есть и зло, а где есть зло, там должно найтись и добро; за всякой жизнью смерть следует, как тень, за каждой улыбкой следуют слезы, и наоборот. И это непреложно. Мы можем мечтать найти такое место, где будет существовать одно до¬бро, без зла, где будет только смех, где неизвестны слезы. Но это невозможно в силу самой природы вещей.
Мы видим, что философия веданты не оптимистична и не пессимистична, она приемлет все, как оно есть. Согласно этой философии, в мире смешаны добро и зло, радость и страдание, так что если прибавится одно, то неизбежно при¬бавится и другое. Невозможен ни мир совершенного добра, ни мир совершенного зла, это терминологическое противо¬речие. Великая тайна, раскрытая этой философией, заклю¬чается в том, что между добром и злом нет четкой раздели¬тельной линии, они не отделены друг от друга. В этом мире нет ничего, что можно было бы назвать абсолютным добром, как нет ничего, что можно счесть абсолютным злом. Явле¬ние, которое сегодня кажется хорошим, может завтра пока¬заться плохим. Что делает несчастным одного, может послу¬жить для счастья другого. Огонь, который вызывает озноб у ребенка, может послужить для приготовления пищи голо¬дному. Одни и те же нервные волокна передают нам ощуще¬ния удовольствия и боли. Следовательно, уничтожить зло можно, только уничтожив и добро, иного пути нет. Если мы хотим остановить смерть, нам придется остановить и жизнь. Жизнь без смерти и радость без страдания — противоречия, одно не существует без другого, поскольку оба есть разные проявления того же. То, что мне казалось добром вчера, се¬годня я добром больше не считаю. Мне стоит лишь оглянуть¬ся на прожитые годы и вспомнить, какими идеями я руко¬водствовался в разные времена, чтобы убедиться в этом. Бы¬ло время, когда мне хотелось научиться управлять упряжкой сильных коней, потом я думал, что, если только я сумею го¬товить сладости, я буду счастлив, еще позднее начал думать, что полное удовлетворение получу от жены, детей и уймы денег. Сегодня мне смешны все эти полудетские мечтания.
Философы веданты учат: непременно наступает час, ког¬да, оглядывая прошлое, мы находим смешным страх утра¬тить индивидуальность. Каждому из нас хотелось бы никогда не расставаться со своим телом, но наступает час, когда это желание нас смешит.
Но если так, то нам никогда не выбраться из противоре¬чия — не существование и не его прекращение, не страдание и не счастье, но вечное смешение всего. Зачем в таком слу¬чае нужна веданта, да и другие философии и религии? А главное, зачем в таком случае нужно творить добро? Этот вопрос неизбежно приходит на ум. Если верно, что невоз¬можно делать добро, не творя при этом и зло, если всякая попытка познать счастье оборачивается и несчастьем, то к чему стремление к добру? В ответ можно сказать, что прежде всего необходимо облегчать участь страдающих, ибо это единственный способ стать счастливым. Каждый из нас рано или поздно приходит к этому пониманию: более смышленые — раньше, менее — позднее, и им приходится дорогой ценой расплачиваться за позднее открытие. Затем мы обязаны де¬лать свое дело, поскольку нет иного пути избавиться от пол¬ной противоречий жизни. Вселенная жива для нас как сила¬ми добра, так и силами зла, и это будет продолжаться до тех пор, пока мы не пробудимся ото сна и не перестанем строить замки из песка. Нам придется усвоить этот урок, но на это уйдет очень, очень много времени.

Добавлено (27.08.2011, 12:08)
---------------------------------------------
В Германии делались попытки создания философской си¬стемы на основе Бесконечного, становящегося конечным37. Подобные попытки делаются и в Англии. Анализ позиции этих философов показывает, что, по их мысли, Бесконечное, стремящееся выразить себя через вселенную, со временем преуспеет в этом. Все это прекрасно, и мы тоже пользовались терминами «Бесконечное», «проявление», «выражение» и прочими, но дело в том, что философы требуют логического фундаментального обоснования постулата: конечное способ¬но в полной мере выразить Бесконечное. Абсолют и Беско¬нечное могут стать этой вселенной, лишь ограничив себя. Все, что проходит через наши органы чувств, или через ум, или через интеллект, не может не быть ограниченным, ко¬нечным, а конечное не может быть Бесконечным, это чис¬тейший абсурд, этого не бывает.
Философы веданты утверждают, что, хотя Абсолют, или Бесконечное, и стремится выразить себя через конечное, на¬ступит время, когда станет ясна невозможность этого, при¬дется отступить, отступление же означает отрешение, кото¬рое является подлинным началом религии. Сейчас об отре¬шении трудно даже говорить. В Америке обо мне писали, что вот приехал человек из страны, которая умерла и захоронена уже пять тысячелетий назад, и толкует об отрешении. Воз¬можно, такой же точки зрения придерживаются и англий¬ские философы. Однако отрешение составляет только часть религии. Что говорил Христос? «Кто отдаст жизнь за меня, тот обретет ее»38. Он снова и снова обращался к проповеди отрешения, видя в нем единственный путь к совершенство¬ванию. Приходит час, когда ум пробуждается от долгого и тяжкого сна, ребенок бросает игру и снова тянется к матери. Раскрывается истина постулата: желание никогда не удов¬летворяется исполнением желаний, оно лишь сильнее разго¬рается, как огонь, в который подливают масло.
Это справедливо и в отношении чувственных желаний, и в отношении интеллектуальных страстей, и в отноше¬нии ксего иного, на что способен ум человеческий. Жела¬ния ничто, все они заключены в майе, в сети, из которой нам не выпутаться. В ней можно барахтаться бесконечно, не находя выхода, и всякий раз, когда мы стараемся ур¬вать толику наслаждения, на нас обрушивается лавина страдания. Как ужасно все это! Задумываясь над этим, я не могу не прийти к заключению, что теория майи, ут¬верждающая, что все есть майя, наилучшим образом объ¬ясняет жизнь. В мире столько горя; разъезжая по свету, видишь, что один народ пытается найти выход в одном, другой — в другом. Зло одно, но предлагаются различные пути для его преодоления, хотя никому еще не удалось добиться успеха. Если зла стало меньше в одной точке, его прибавилось в другой. И так без конца. Индусы в стремлении к сохранению чистоты нравов среди предста¬вителей расы прибегали к бракам между детьми, что в конечном счете привело к расовой деградации . И в то же время я не могу отрицать и того, что детские браки способствуют чистоте нравов расы. Так что же выбрать? Желая чистоты народной жизни, позволить мужчинам и женщинам ослабеть в результате очень ранних браков? С другой стороны, в Англии нет детских браков, но можно ли сказать, что англичанам лучше? Нет, потому что сама жизнь народа зависит от чистоты. Разве не свидетельст¬вует история о том, что утрата чистоты есть первый сим¬птом умирания народа? Так где же выход? Зло не так страшно, когда родители выбирают брачных партнеров своим детям. Дочери Индии скорее практичны, чем сен¬тиментальны, но в их жизни остается мало места поэзии. Однако опять-таки непохоже, что самостоятельный выбор брачного партнера приносит много радости. Как правило, индийские женщины счастливы, в семейной жизни Индии довольно редки случаи ссор между супругами. В Соеди¬ненных Штатах же, где существует наибольшая свобода выбора, очень высок процент несчастливых семей и раз¬водов. Иными словами, и так плохо, и этак нехорошо. О чем это говорит? О том, что счастья не дает следование разным идеалам. К счастью стремится каждый, но стоит добиться хоть малой его толики, как рядом нагроможда¬ются беды.

Добавлено (27.08.2011, 12:09)
---------------------------------------------
Так, может быть, незачем стремиться к тому, чтобы делать добро? Обязательно нужно, и с большим рвением, но без фанатичности. Англичанин не должен быть фана¬тиком и проклинать индуса. Он должен научиться ува¬жать обычаи разных народов. Нужно поменьше фанатиз¬ма и побольше реальных дел. Фанатики не могут рабо¬тать, ибо растрачивают впустую три четверти своей энергии. По-настоящему работает уравновешенный, спо¬койный, практичный человек. Если работа основана на этом принципе, то коэффициент ее полезного действия возрастает. Если мы отдаем себе отчет в том, каким об¬разом устроен мир, то мы приобретаем большее терпение. Зрелище страданий или зла не сможет выбить нас из ко¬леи и заставить гоняться за призраками. Понимая, что мир останется таким, какой он есть, мы научимся ко мно¬гому относиться терпимее. Если бы, например, все люди стали хорошими, то в людей начали бы превращаться жи¬вотные, которым тоже пришлось бы пойти медленным пу¬тем совершенствования, впрочем, как и растениям. Оче¬видно только одно: могучая река мчит свои воды к океану и каждая капелька воды в ней рано или поздно вольется в безбрежный океан. Так и в земной жизни, со всеми ее бедами и страданиями, с радостями, смехом и слезами, ясно только одно — все в ней движется к цели, это просто вопрос времени, когда вы и я, растения и животные, каж¬дая частичка сущего обязательно достигнут безбрежного океана Совершенства, достигнут свободы и Бога.
Позвольте мне еще раз подчеркнуть: философия ве¬данты не пессимистична и не оптимистична. Она не ут¬верждает, что все в мире прекрасно или что все в мире ужасно, но указывает на то, что наше зло имеет не мень¬шую ценность, чем наше добро, а наше добро не более ценно, чем наше зло. Они неразделимы. Таков мир, и, понимая это, человек трудится терпеливо. Чего ради? За¬чем нам вообще трудиться? Раз мир таков, какой он есть, мы ничего не можем сделать. Почему бы нам не стать агностиками? Современные агностики тоже признают, что проблема жизни не имеет решения, или, как сказали бы мы на нашем языке, нет избавления от майи, а потому давайте довольствоваться тем, что есть, и радоваться жизни. Но здесь скрывается ошибка, огромная ошибка, серьезнейшая логическая погрешность. Она заключается в следующем. Что называть жизнью? Только то, что че¬ловек воспринимает своими органами чувств? Но в этом мы мало отличаемся от животных. Я убежден в том, что ни один из здесь присутствующих не живет только свои¬ми чувствами. В таком случае наша земная жизнь вклю¬чает в себя что-то еще, нечто большее. Наши чувства, мысли и стремления составляют часть нашей жизни, и не является ли устремленность к великому идеалу, к совер¬шенству, одним из наиболее важных компонентов того, что мы называем жизнью. Агностики считают, что надо радоваться такой жизни, какая есть. Но эта жизнь есть прежде всего поиск идеала, стремление к совершенству, это сама суть жизни. Нам необходимо совершенство, и уже поэтому мы не можем согласиться с агностиками и воспринять жизнь такой, какой она кажется. Агностики исключают из жизни ее идеальный компонент. Поскольку идеал недосягаем, говорят они, следует отказаться от его поиска. Вот это и есть майя — эта природа, эта вселен¬ная.
Все религии являются в той или иной степени попыт¬ками выйти за пределы этой природы. От самых прими¬тивных до наиболее развитых, все религии через мифы и символы, через истории о богах, ангелах и демонах, через жизнеописания святых и провидцев, великих людей или пророков либо через философские абстракции пытаются вырваться из ограниченности. Иными словами, все они устремлены к свободе. Сознательно ли или неосознанно, человек ощущает свою несвободу и тяготится ею. Челове¬ку с самого начала внушается ощущение несвободы, но в тот самый миг, когда он приходит к пониманию этой не¬свободы, в нем пробуждается нечто, требующее выхода, нечто, не примиренное с рабством, тянущее его за пре¬делы, запретные для его тела. Даже самые незамыслова¬тые религиозные идеи, построенные на поклонении духам предков, как правило жестоким и яростным, затаившимся в домах своих близких, жаждущим крови и крепких на¬питков, — даже такие идеи содержат в себе тягу к свобо¬де. Человек, поклоняясь богам, прежде всего видит в них большую свободу, чем та, что дана ему самому. Если дверь заперта, он думает, что для богов это не помеха, как и стены, которые не могут ограничить их. Идея сво¬боды разрастается, пока не достигает представления о Личностном Боге, где важнее всего то, что Он есть Сущ¬ность, неподвластная ограничениям природы, или майи. Я точно вижу лесные обители, где обсуждают эту пробле¬му мудрецы Древней Индии, а когда перед ее трудностью пасуют даже самые умудренные жизнью и святостью, поднимается на ноги юноша и провозглашает: «Внемлите, дети бессмертия, внемлите и те, кто живет высоко, мне открылся путь. Познав Того, кто вне мрака, мы можем выйти за пределы смерти!»

Добавлено (27.08.2011, 12:09)
---------------------------------------------
Майя повсюду, и это ужасно. Но мы должны трудом высвобождаться из нее. Кто говорит, что будет трудиться, когда в мире останется одно добро и блаженство, похож на человека на берегу Ганга, ожидающего, когда же все его воды вольются в океан, чтобы переправиться на дру¬гой берег. Мы должны действовать не с майей, но против нее, — это урок, который необходимо усвоить. Мы рож¬дены не помощниками природы, а ее соревнователями. Мы — создатели оков природы, но сковываем ими самих себя. Откуда взялся этот дом? Он выстроен не природой. Природа говорит нам: живите в лесах. Человек ей отве¬чает: я построю дом и восстану против природы. Человек это делает. Вся история человечества есть непрекращаю¬щаяся борьба против так называемых законов природы, в которой побеждает человек. Та же борьба идет и в нашем внутреннем мире, борьба между животным человеком и духовным человеком, между светом и тьмой, человек по¬беждает и в этой борьбе. Он как бы пролагает себе путь из природы в свободу.
Итак, мы видим, что философы веданты за пределами майи прозревают нечто, законам майи неподвластное; выйдя за эти пределы, освобождаемся от майи и мы. В той или иной форме эта мысль составляет общую сущность всех религий. Однако для веданты это еще не сама религия, а только под¬ступы к ней. Идея Личностного Бога, владыки и творца все¬ленной, как его называют, повелителя майи, или природы, составляет только начало ведантистского взгляда на мир. Эта идея разрастается и развивается до тех пор, пока философ веданты не обнаруживает, что Тот, кто казался ему стоящим на отдалении, на самом деле находится внутри него, что он сам и есть Тот. Это он сам свободен, но в силу своей огра¬ниченности раньше этого не понимал.